File:AgeevTCN620x330.png

Агеев Виктор Александрович (Viktor Ageev, 1995.09.13, гор. Кокштау, Казахстан) ^[1]

Original filename: http://newsader.com/wp-content/uploads/2017/07/1ff4103151dc3408319819e802ba22cb-620x330.png

Description

http://newsader.com/37527-plennyy-ageev-priznal-sebya-kontraktn/ Пленный Агеев признал себя контрактником ВС РФ: «Помогать уехал. Луганской народной республике» — интервью ТСН. 09:47 10.07.17. </ref>

27 июня стало известно, что на Луганщине в плен попал российский военный—контрактник Виктор Агеев. Это произошло в результате операции украинских военных, которые заметили у своих позиций работу диверсионной вражеской разведгруппы. Как выяснилось, она готовилась к переходу линии разграничения, поэтому командир украинского подразделения решил сработать на опережение.

Россиянин Виктор Агеев и еще трое сдались Украинской без боя, когда в отношении них была организована засада. Главным призом операции должен был стать российский инструктор роты — спецназовец Александр Щерба, известный как Алекс, которого украинские спецслужбы "вели" почти с самого начала войны. Однако Алекс, попав в засаду, открыл стрельбу, в результате чего был убит вместе с соратником.

В свою очередь задержанный Агеев после 10 минут допроса начал сдавать своих соратников и командиров с так называемой четвертой бригады террористической организацией "ЛНР", где командование возглавляют россияне.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Минобороны РФ открестилось от плененного в Украине российского военнослужащего

В течение двух недель Россия открещивалась от своего военнослужащего, пытаясь доказать, что он давно уволился со срочной службы, а на Донбасс якобы поехал самостоятельно. Однако корреспонденту ТСН Андрею Цаплиенко удалось пообщаться с Агеевым, который впервые признался, что "работал" в Украине по контракту, который подписал в марте 2017 в воинской части, расположенной в Новочеркасске Ростовской области. Еще более значимым оказался тот факт, что пленный раскрыл схему отправки российских военных из Ростовской области на оккупированный Донбасс.

Newsader представляет полный перевод беседы, изложенной телеканалом на украинском языке.

— Мы сейчас связываемся с твоей мамой. Может хочешь что—то ей передать?

— Что сказать .... Пусть ждет домой. Надеюсь, что скоро приеду.

— Расскажи, как с тобой здесь обращаются. В каких условиях ты здесь содержишься?

— Неплохо. Как в тюрьме. Кормят нормально. Кровать есть. Вода, еда есть.

— Какова была причина твоего приезда в Украину и стал воевать за "ЛНР"?

— Я — военнослужащий. Я, видимо, не смогу это объяснить.

— В твоем возрасте люди обычно мало интересуются и политикой ... Где Алтай и где Украина. У тебя на странице "Вконтакте" много фото красивых девушек... Чем обычно интересуются люди в таком возрасте... И тем не менее ты приехал сюда. Какая мотивация?

— Помогать уехал. Луганской народной республике.

— То есть ты действительно верил в то, что украинцы такие жестокие, злые "бендеровцы"?

— Да. По телевизору говорили так.

— И ты в это верил?

— Да. Многие в это верят.

— А что-то изменилось в твоем отношении за то время, когда ты был здесь, в СИЗО?

— Я понял просто, что везде люди живут в принципе одинаковые.

— Я видел первый момент, когда вас взяли в плен — четырех человек — и разговаривали с вами. Мне показалось, что ты воспринял это довольно спокойно. Как с тобой в момент взятия в плен обходились, и как вообще этот момент происходил для тебя? Можешь описать?

— Все произошло неожиданно. Я только что проснулся, чтобы заступить на дежурство. Вышел в туалет за ограду дома. И так получилось, что в тот момент посмотрел направо и группа уже стояла за 7—10 метров. Людей десять. Мне уже некуда было деваться. Ни оружия, ничего не схватить. А они сказали: "Ложись! Где оружие?". Я говорю, что нет оружия с собой. Положили меня на землю, а остальных ребят начали звать. Сказали, если те не выйдут, они просто убьют меня. Может, ребята открыли бы огонь ... Может, меня пожалели. Вышли все.

— А еще двое? Инструктор Щерба (русский спецназовец Александр Щерба, известный как Алекс — ред.)? Они подошли позже?

— Да. Они отходили еще с одним погибшим. Когда они вернулись, нас уже отвели. А группа, пожалуй, еще оставалась, защищала дом. И они увидели, начали сопротивляться и были убиты, потому что было численное преимущество.

— Наши ребята из группы, которые увели вас, рассказывали, что им предложили сдаться. Они отказались, и по ним сразу же открыли огонь. Перестрелка продолжалась минут десять.

— Я этого не знаю. Нас уже отвели того времени.

— Я смотрел материалы тренингов, занятий, которые проводил инструктор Щерба. Довольно профессионально подготовленный человек. Что ты можешь о нем сказать?

— Я мало его знал. Только то время, что мы вместе находились. У него опыта, видимо, было достаточно, потому что, я так понимаю, он давно воевал.

— Давай вернемся к теме твоей мотивации приезда сюда. Молодой человек, 20 лет, неожиданно едет за тысячу километров в Украину, о которой что—то знает из телевизора. Все же россияне не рванули сюда воевать, правильно? Хотя смотрят телевизор все. Что тебя побудило приехать сюда?

— Патриотизм, наверное. Говорили о здешней ситуации, фашисты бомбят местных жителей. Многое, даже не вспомнить.

— А говорили по телевизору, что украинцы пытаются уничтожить русскоязычное население?

— Нет, такого не слышал.

— А кто эти фашисты? Как ты их представлял?

— Ну, я даже не мог особенно представлять, я так не сталкивался конкретно.

— Ты сказал такую вещь: "Я же военный. Я должен был приехать". То есть тебе кто—то подсказал, что надо ехать сюда? Дали команду? Как это происходило?

— Можно сказать, я сам вызвался. Хотел ехать.

— В части попросил разрешения?

— Да.

— И что тебе сказали?

— Что подписать контракт уже здесь, в "ЛНР", и продолжать служить здесь.

— И тебе зачтется как часть службы в России? Или как-то иначе?

— Я не знаю, я не уточнял.

— Твоя мама говорит, что ты после завершения срочной службы пытался найти себя, но в результате отправился в Батайск в 22—ю бригаду. Так было?

— Ну я хотел. Не получилось туда.

— А куда получилось?

— В ту же часть, где и служил.

— Это тоже Ростовская область?

— Да.

— А что это за часть?

— Военно—воздушные силы. Когда я срочную службу проходил, то особых задач не выполняли. Были какие-то наряды, внутренняя служба. Контрактники там работали по своей программе, а мы просто для поддержания казармы. Служба была скучной. Я там особо не находился. Перед тем, как поехать в Луганск, я в Ростове долго не находился. Сразу сюда поехал.

— А на контракт ты когда ушел?

— Уже здесь, в Луганске. Ну как, я вернулся в свою часть, а уже оттуда поехал в Луганск.

— А сколько времени находился в части перед Луганском?

— Где-то четыре дня.

— То есть ты поехал в свою часть, служил там четыре дня, подписываешь там какой—то контракт и немедленно срываешься в Луганск? Что-то здесь не то. Почему так быстро?

— Наверное, отправка была. Я не углублялся в этот вопрос. Отправили и отправили. Деньги платят и ... Служба есть служба.

— А что твои командиры в твоей части сказали тебе по поводу твоего решения? Что ты молодец? Не стоит ехать? Или не интересовался, стоит ли ехать?

— Нет, такого, что молодец или что не стоит ехать, никто не говорил. Если бы я был с кем—то близко знаком, то может и сказали бы. Были такие служебные отношения. Это было недолго, быстро так. Раз-раз и уехал.

— Еще кого-то отправили сюда так же, как и тебя? Ты знаешь других людей?

— Может и отправляли, но не моим рейсом. Я думаю, что отправляли.

— Что значит "рейсом"?

— Ну может второй партией.

— А большая партия была?

— Получается, что ехал я и Алекс. Я его не знал.

— А Алекс служил в той же части, где и ты?

— Я этого не знаю. Я об этом с ним не общался. Мы с ним встретились только на этих "дачах", где нас приняли.

— То есть сначала вы приехали в Луганск, вас по разным частям ...

— Да. Я сначала в Луганск, а затем в Алчевск уехал.

— Алекс старше тебя вдвое?

— Да, уже в возрасте.

— А общение какое-то было между вами, пока вы ехали?

— Нет. Он не любитель разговоров.

— А ехали по форме?

— Нет. В гражданском.

— Форму в части оставили?

— У меня в сумке лежала моя форма.

— Российская? Служебная?

— Да.

— А контракт сразу подписал? Мама говорила, что ты прислал ей копию контракта от 18 марта 2017 года, приказ 899.

— Это о вручении звания? Да, это уже было в Луганске. Это была не копия контракта, а номер приказа о вручении звания.

— Можешь вспомнить номер своей части?

— Часть ВВС № 65246.

— Это в самом Ростове?

— В Новочеркасске.

— Ты что-то там подписывал, какие-то бумаги?

— Контракт.

— Ты копию забрал?

— Да, но он с моими вещами в Алчевске.

— Об Украине ничего не написано в контракте?

— Кажется, нет. Там просто контракт на службу. На год.

— Когда уже приехал сюда, какие задачи ставили? Чем занимался? Было какое-то обучение, тренировки, подготовка?

— На самом деле нет. Как я приехал, то сразу попал в наряд. Две недели ходил, потому что людей было мало. Затем на полигон ездили, подготавливали работы, не стреляли первое время. Затем позже раз съездили на стрельбы, постреляли немного.

— А тот момент, когда тебя отправили в опорный пункт? По сути уже в зону боевых действий.

— А до этого мы все время были в казарме. Внутреннюю службу несли. Выезжали пострелять несколько раз. Такая обычная контрактная служба, ничего особенного.

— То есть эти "дачи" (место боестолкновения с диверсионной группой, — ред.) — это был твой первый выезд?

— Да.

— Я посмотрел состав вашей группы, количество вооружения ... У вас была очень странная группа. Непонятно, какие задачи вы должны выполнять. Вроде и снайперы есть, но снайперские винтовки несерьезные. Вроде и саперы имелись для прикрытия, для инженерных заграждений, но и саперов — лишь один профессионал, а второй не очень. Зачем вас туда отправили?

— Хм, ну, четкой задачи я даже сам не знаю.

— Ну, вот вас поставили и сказали: "Ребята, вы идете туда и вы там что-то должны сделать". Что сделать?

— На самом деле, когда я приехал, то там уже люди были. Именно мне ни одной задачи не ставили. Привезли и сказали: "На несколько дней, ребят подменить, а потом обратно поедете". И оказалось, что мы там не четыре дня провели, а до самого момента ... Почти месяц были. Ну, какая задача была конкретно, я не знаю. Наблюдали. Несли внутреннюю службу. Грубо говоря, себя охраняли на этом объекте. Старший там что-то записывал. У него был журнал. Я не знаю, я туда не вмешивался.

— А Алекс выходил куда-то на задание?

— Не при мне. Я не могу такого сказать. Может и выходил.

— А он тебя вспомнил?

— Я думаю, что да.

— Но скрыл это.

— Да.

— А какие у вас были отношения в коллективе?

— На тот момент нормальные. Просто все общались. Командир, с ним я конечно не общался близко. А вообще притерлись так, нормально общались. Практически на равных.

— А люди хотели воевать? Или это ради денег?

— Каждый по-разному на самом деле. Кто-то денег хотел, кто-то — за идею.

— А ты сам? Деньги или идея?

— Наверное, и то, и другое. И идея все же.

— А сколько платили и насколько регулярно?

— 15 000 рублей (примерно 250 долларов — Newsader). В месяц была зарплата (Виктор Агеев также сообщил, что в контракте, подписанном в России, за ним сохраняется зарплата в 23 000 рублей. Таким образом, общая сумма ежемесячного довольствия "тех, кого там нет", составляет 38 000 рублей, то есть около 630 долларов — Newsader). Каждый месяц 15 числа была зарплата. Не задерживали. Иногда, может, бывало, до моего приезда.

— А когда тебя отправляли с твоей части в России, ты знал, какие будут финансовые условия на территории Луганской области?

— В общих чертах.

— Что соответствовало действительности, а оказалось совсем не так, как рассказывали?

— Ну особо ничего не рассказывали. Я же говорю, что очень мало там был в Новочеркасске. По оснащению меня расстроило.

— Обещали, что будет лучше?

— Ну я сам думал, что будет более серьезно.

— Тебе объяснили все риски, которые ты можешь понести? То есть не то, что ты можешь погибнуть. Это понятно. А то, что ты можешь попасть в плен, и от тебя может отказаться твоя страна в этой ситуации. Об этом тебе говорили?

— Нет. Такого не говорили.

— А если бы без ноги домой вернулся? Или без руки...

— Я об этом как-то не думал. Как говорится, пока не произойдет, то не задумываешься над этим.

— Сейчас ты оказался в такой ситуации, что Россия не хочет признавать, что тебя сюда кто-то отправлял. Что все, что с тобой случилось, это твоя личная ответственность. И мама твоя бьется за то, чтобы было официальное признание твоего положения. Но, к сожалению, кроме того, что у тебя незакрытый военный билет, больше никаких доказательств у нее нет. К кому бы ты ей посоветовал обратиться за подтверждением твоего статуса?

— Я даже не знаю.

— Были же офицеры, через которых ты сюда попал, правильно?

— Может, к командиру части, в которой я проходил срочную службу.

— А когда подписывал контракт, ты с ним общался?

— Ну там в штабе конкретно с офицерами не общался, ну там, строевая часть... при подписании контракта...

— Там есть документы?

— Думаю, должны быть.

— То есть или командир, или начальник штаба должны быть в курсе?

— Наверное.

— Когда вернешься домой, что будешь делать?

— Буду работать где-то на гражданской работе.

— А было у тебя понимание того, что отправляясь в Украине, ты просто становишься преступником по международным нормам? Приходя в другую страну незаконно, нелегально с оружием в руках. Было ли это понимание?

— Я тогда тоже не задумывался об этом.

— Одно дело, когда человек защищает свою страну на своей территории, а другое — когда он с оружием едет в чужую страну. Это преступление. Ты не задумывался об этом?

— Я уже говорил: я приехал защищать братский народ.

— Ты говоришь, что приехал помогать. Но ты не приехал помогать строить.

— Защищать уехал.

— Ты действительно считал, что здесь есть злобные "укры", которые хотят уничтожить русскоязычное население?

— Были такие мысли. Я же говорю. Это все потому, что Интернет, телевидение. Сам же я здесь не был никогда.

— Ну хорошо, ты уже приехал сюда. А местное население в самом Луганске, в Алчевске — оно реально страдает от этой войны. Ты не чувствовал, что вы что-то не то на самом деле делаете?

— Там нас никто не обвинял из мирного населения.

— Может, боялись?

— Да нет. Очень просто общались. Дружески. Может, кто и против всего этого. Но никто такого не говорил. В основном приятно общались, говорили, "держитесь ребята". Я не слышал такого, чтобы говорили "выбейте этих укров". Люди не озлоблены были.

— Кто-то из ваших ребят, с вашей группы, ездил в Северодонецк закладывать в ломбард свой телефон.

— Не слышал.

— А что говорили о ценах?

— Цены здесь ниже, чем в России, конечно. Ощутимо. Зарплаты также ниже. Но зарплаты контрактника хватало, чтобы пожить хорошо. На гражданке очень низкие зарплаты, а именно у контрактников неплохие зарплаты.

— То есть этих 15 тысяч хватало?

— Да. Именно чтобы там жить.

— И много желающих было?

— Не очень много. Люди шли, видимо, потому что просто семью кормить надо.

— А у тебя что-то оставалось из денег? Ты рассчитывал что-то привезти с собой?

— Я хотел откладывать, но не получилось.

— Мама твоя говорит, что ты звонил ей. А как ты звонил?

— Просто звонил с "ЛугаКий" (мобильный оператор, действующий в "ЛНР" — ред.).

— А мама знала, что ты в Луганске?

— Нет.

— А как тебе удавалось ее обманывать?

— Она не ставила таких вопросов. На вопрос "где ты?" я говорил, что в Ростовской области, работаю, служу. Она говорила: "Ну, разумеется, осторожно давай".

— А о службе что-то рассказывал?

— Говорил, что командировки. Старался не рассказывать.

— Но о ефрейторе сказал (о получении звания в Луганске — ред.). А по своей Новочеркасской части ты был проведен как ефрейтор?

— Скорее всего, нет.

— Ваш командир бригады — это четвертая отдельная. Он тоже русский?

— Я не знаю. Я его один раз видел. Даже его лицо не помню.

— А командир роты русский?

— Возможно. Но у меня не было с ним близких отношений. Только уставные. Он работал где-то у себя в кабинете.

— А кроме Алекса, ты встречал ребят из России, которые так же попадали этими "рейсами"?

— Может, в других подразделениях. Но у нас в роте было не так много россиян. Я думал, что будет больше.

— А в части тебе обещали, что когда ты вернешься после командировки в Украине, тебя все же примут в 22-ю бригаду?

— Ну это совсем другая часть, это совсем другая структура.

— Обещали ли тебе какое-то продвижение по службе?

— Нет. Я даже не знаю.

— Ты понимаешь, что это с твоей стороны был неразумный поступок — согласиться на таких условиях, не зная куда ехать, что делать, идти куда-то воевать ...

— Наверное так, глупо.

— Но что-то тебя побудило к этому? Объясни, какая мотивация.

— Я уже вам говорил. Я даже сейчас не объясню так. Видимо, какой-то патриотизм.

— Я бы понял азарт, интересно посмотреть на войну ...

— Ну одно дело посмотреть, но если убьют?

— А чего патриотизм? Ты здесь родился? У тебя здесь родственники? Ты считал, что Донбасс — это часть России?

— Я считал, что там очень много русского населения, которое страдает от обстрелов. Как я слышал по телевизору, что там стреляют, бомбят и попадают не в позиции ополченцев, а в жилые дома.

— А о том, что ополченцы попадают в мирное население, ты не слышал?

— Я слышал, что перемирие, когда есть приказ не стрелять, придерживается со стороны ополчения, не нарушается.

— Я тебе расскажу о соблюдении перемирия. Мы вчера и сегодня были в Песках, это под Донецком. Люди сидят расслаблены, без бронежилетов, а тут неожиданно прилетает десять 120—мм снарядов, и ты не знаешь, куда деваться.

— (Молчит).

References