Зеркало. Законы сновиденья.
За окном пылает рыжий куст.
Рассыпается мгновенно неведенье
И неведение в хруст
Льдинок.
Заморочка и туман осенний. Дюрер,
Словно здешний,папиросная бумага
И альбом на пне, на пористой коряге.
Влага и сиротство. Горевать -
А о какой вине? Мама - здесь,
А папа - на войне...
Снег обильный и воробышек спустился,
Сел на шапку,что с завязками.Ручной,
Он голландцами приручен, сбился
С времени,с пути,с звезды дневной.
И с ладони в небо вознесенье.
Радостен...лишь узнаванья миг. ...
Как блокадников печальное везенье,
Сквозь ладонь просвечивает огнь,
Он розою проник...
А в памяти возник-
ли губы рыжей. От избытка жизни
И мороза в трещинках - нет сил!
На исходе детства каждый так же
Эту жертву страсти приносил.
А ей мало пальто,контужен военрук,
С гранатой шутки плохи, но пока
Об этом не подозревают.Он ревнует.
Так что из этого? Легка
И жизнь и смерть,соперничество, недопо-
нимание, любовь, и как же все нелепо,
Лепо, слепо, как согревает, как морозит
Вновь... Так. Горечь беломорины. Любовь.
На этот раз - к поэту.
Мама в платье из холстинки после
Дождика в четверг. А беспощадный луг
Упрямо ее обманывает, обещает, манит.
Эта дама ждет, заиндевели очи,
И кричит полубезумный кочет.
Круг замыкается.
Пора на речку полоскать белье.И с нею внук.
Он наголо подстрижен, милый, жарко. Пахнет
Разнотравием медвяным так свежо и сладко
Заливной и комариный луг,который при безветрии
Волной пугает вдруг.
Здесь сумеречно. Моросит. Пожар. Горит сарай.
И стеганые ватники поверх холстинковых рубах,
И сыро.Время бег остановило. Сапоги на босу ногу.
Женщины не сомневаются,что всех их,простоволосых
И полупроснувшихся, их всех,так сильно любит Бог...
Ветер развевает занавеску над большой бутылью
Мутного зеленоватого стекла. Тем стеклом
Старинным будто бы стамеской пыльною, душа
Коросту застарелую содрать с себя смогла.
Кстати, сельский лекарь появился в ту субботу
Вместо безнадежного поэта. И при этом снова
Сходство отчаяния и благородства. И любимый
Актер режиссера, ах, зачем - не ее! Премьера
Фильма, каких не бывает. Соц-реальность в углу
Изнывает. Солоницын и Терехова. Изыск. Клетка
Сердца. И вообще - неловкость момента. И -
Падение вечно,обычно,с плетня на траву и в бездну,
В жерло бездны, в обыденность дня по сигналу,
По знаку-волна по траве пробежала при безветрии.
И - мороз вдоль хребта,и волна холодка разлилась
По загривку, спине... Куст, развилка вдали,
В хрустале. Милый лекарь, что понял извне все
О ней. Обо мне.
Но в том хрустале уже шар снаряжают в полет.
Ледяная шуга. Без конца и без края - пурга.
Перекоп. И тяжелый солдатский труд, труд войны.
Ей заснуть не дают всё античные торсы лоснящиеся
Рядовых в грязной жиже, сведенные в ад войны,
Где видны зеркала, что веками хранят стекла
Напряженную хрусткую жуть ожидания, памяти.
Ей не забыть тех лафетов, что по ступицу
В грязь впечатались,всех воинов,войн - связь
Намертво, наглухо, в мать сыру-землю. Здесь
Пуста коновязь.
И опять зеркала, зеркала, пролила молоко,
Пролила... Серьги светятся, изумруд,
Куры-жертвы крылами бьют. Влага, лето,
Вечер холодный, босое сиротство... Жалость,
Робость, слеза первородства летит с высоты.
Вдоль потока воды - боль, речные извилистые
Цветы...
И полет на наполненном газом шаре в полоску
В вареве туч,над пространством,где тонет и тает
Глазом не охватываемый амфитеатр - новогодний
Цветаевский рай.Для Рильке и для Нее несомненный,
На раз. А для нас - ад?