Шекспир. Сонет 141

Таня Фетисова
Мне  служат  верно  соглядатаи,  мои  два  глаза.  Видят  они  твои  изъяны
И презирают их,  красавица моя.  Но все-таки любовью полно  сердце, отрицает
Ясное как день и слепо изъяны эти обожает.Уши мои также далеки от восхищенья,
Голоса не ценят должным образом,равно и смысла речи,пальцы не особенно чутки,

И им не слишком много радости ласкать тебя, и кожу мою не нежат ласки,данные
В ответ. Ни вкус, ни обоняние не проявляют сильного желанья оставаться часто
С тобой наедине   попировать на радостях.  Но мне ума хватает на воображенье,
На фантазию, на трезвые оценки и суждения,на память,зрение и слух. Так чутье

И вкус,и осязание не могут открыть глаза владельцу своему,сгорающему от любви,
И бедное похищенное сердце  не сдается  и не превращает меня в пустое подобие
Мужчины,  в раба,  в слугу  неверного  другого  сердца   -   сердца  твоего.
И бесконечен, неисповедим мой слезный путь,и мне уже любовная чума  полезна, 

И ничто другое меня уже не пробуждает к жизни.  Мы сами разбираемся с грехами
И со счетами.  И ты, моя любовь, наказываешь грех, владеющий обоими  сердцами.




оригинал

In faith, I do not love thee with mine eyes,
For they in thee a thousand errors note,
But 'tis my heart that loves what they despise,
Who in despite of view is pleased to dote.
Nor are mine ears with thy tongue's tune delighted,
Nor tender feeling to base touches prone,
Nor taste, nor smell, desire to be invited
To any sensual feast with thee alone;
But my five wits nor my five senses can
Dissuade one foolish heart from serving thee,
Who leaves unswayed the likeness of a man,
Thy proud heart's slave and vassal wretch to be.
Only my plague thus far I count my gain,
That she that makes me sin awards me pain.



подстрочник

Поистине я не люблю тебя глазами,
так как они подмечают в тебе тысячу изъянов,
но мое седле любит то, что они презирают,
_и_, вопреки видимому, счастливо обожать тебя.
Мои уши также не в восторге от звука твоего _голоса_ [языка],
а мое нежное осязание не склонно к _твоим_ низким
прикосновениям,
и ни вкус, ни обоняние не желают быть приглашенными
ни к какому чувственному пиршеству с тобой наедине.
Но ни пять моих умственных способностей {*}, ни пять моих
чувств не могут
убедить не служить тебе одно глупое сердце,
которое оставляет _меня_, не владеющее собой подобие мужчины,
рабом и жалким слугой твоего надменного сердца.
В своей _любовной_ чуме я нахожу только то преимущество,
что та, которая заставляет меня грешить, назначает мне
наказание.

{*  По аналогии с пятью чувствами иногда различали пять проявлений ума:
обычный ум, воображение, фантазию, способность оценивать, память.}