Рэй Бредбери. В небесах, на Марсе

Таня Фетисова
ТРЕТЬЯ  ЭКСПЕДИЦИЯ


Корабль спустился с неба. Он пришел со звезд с их умопомрачительными скоростями, со стороны звезд, сияющих сполохами, он сумел не попасть в тихие коварные воронки пространства в промежутках между ними. Это был совсем новый корабль, в своем теле он нес огонь и людей, размещенных по металлическим ячейкам, он двигался в абсолютном молчании, еще не остывший от раскалившего его огня. На нем прилетели семнадцать человек с капитаном во главе. Они хорошо помнили, как толпа шумела на поле в штате Огайо, люди поднимали руки к небу навстречу солнечным лучам, пока ракета не расцвела огромным цветком огня и бейсбольной битой не ушла в космос, в третью экспедицию на Марс. А сейчас она тормозила в верхних слоях марсианской атмосферы на пределе прочности своего металлического корпуса. Он оставался несокрушимым и красивым. Он двигался перед этим в полуночных водах пространства как пепельно-серый Левиафан из земного моря, он прошел мимо древней Луны и бросил себя вперед, не заботясь о будущих препятствиях. Внутри него были до отвращения беспомощные мужчины - избитые при тряске разгонов и торможений, брошенные в пустоту, много раз собиравшие себя в кулак, и каждый делал это, как умел. Один из них погиб, но остальные сейчас сгрудились у иллюминатора, прижались лицами к жаропрочному стеклу и смотрели на Марс, который медленно поворачивался под ними.

- Марс, Марс! Старина Марс, вот мы и добрались! - закричал штурман Люстиг.

- Старый добрый Марс, - сказал археолог Сэм Хинкстон.

- Хорошо, - сказал капитан Джон Блэк.

Корабль мягко коснулся поверхности зеленой лужайки. Снаружи на траве стоял черный, похоже, отлитый из чугуна, олень. На другом краю лужайки возвышался коричневый дом, который могли бы построить на Земле во времена королевы Виктории, освещенный неярким солнечным светом, сплошь в резьбе и старомодных завитушках, в окнах которого пестрели витражи из голубых, розовых, желтых и зеленых стекол. На веранде стояли горшки с пышной геранью, подвешенные к потолку старенькие качели двигались взад-вперед, взад-вперед от легкого ветерка. Под округлым сводом наверху сверкали окна из свинцового стекла, и все это венчалось островерхой деревянной крышей. Сквозь центральное окно виднелось пианино с пожелтевшими клавишами и раскрытые ноты песни "Прекрасный Огайо". Ракету окружал со всех сторон маленький городок, зеленый и спокойный, погруженный в марсианскую весну. Дома были белые или из красного кирпича, ветки кленов, высоких вязов и конских каштанов колыхал ветерок. И молчали золотистые колокола на церковной колокольне.

Мужчины увидели все это из ракеты. Они переглянулись и снова стали смотреть наружу. Они теснились у иллюминатора, не в силах вздохнуть. Лица побледнели, нужно было непрерывно смаргивать, они бросались к другим иллюминаторам.

- Будь я проклят, - прошептал Люстиг, схватившись за голову,  и на глаза его навернулись слезы. - Проклятье, проклятье, проклятье!

- Этого не может быть, этого не может быть, - повторял Сэм Хинкстон.

- Господи, - сказал капитан Джон Блэк.

Раздался голос химика.

- Сэр? Атмосфера пригодна для дыхания, сэр. -

Блэк медленно оглянулся.

- Вы уверены? -

- Нет сомнения, сэр. -

- Тогда выходим? - сказал Люстиг.

- Да, Боже ты мой, - сказал Сэм Хинкстон.

- Стоп, - сказал капитан Джон Блэк. - Погодите. Никто еще не отдавал никакого приказа.

- Но сэр... -

- Никаких но. Откуда нам знать, что там? -

- Но мы уже знаем, сэр, - сказал  химик. - Там маленький городок с хорошим воздухом, сэр.


- И этот маленький городок похож на земной, - сказал Сэм Хинкстон, археолог. - Невероятно. Этого не может быть.

Капитан Джон Блэк отрешенно посмотрел на него.

- Не думаете ли вы, что две цивилизации на двух разных планетах развивались с одной скоростью и совершенно одинаково, Хинкстон?

- Нет, я так не думаю, сэр.

Капитан Джон Блэк стоял возле иллюминатора.

- Взгляните. Герань. Комнатный цветок. Сорт, известный на Земле не более пятидесяти лет. Сколько тысяч лет нужно для эволюции растения? И скажите мне, как получилось, что у марсиан мы видим, во-первых, окна из свинцового стекла, во-вторых, округлый свод над окнами под самой крышей? Потом - качели на веранде, инструмент, похожий на пианино и, возможно, это оно и есть. Посмотрите внимательно - неужели это марсианский композитор сочинил музыкальную пьесу с таким странным названием - Прекрасный Огайо? Не значит ли это, что на Марсе есть река Огайо?

- Это очень странно, сэр.

- Это не странно, черт побери, это абсолютно невероятно! И я подозреваю, что все это - какая-то дурацкая киношная постановка. Здесь что-то не так, и я не выйду из корабля, пока не пойму, что.

- Ох, сэр, - сказал Люстиг.

- Черт, - сказал Сэм Хинкстон. - Нужно разобраться. Может быть, на каждой планете солнечной системы есть похожие на эти результаты мышления, развития цивилизации... Возможно, мы на пороге величайшего открытия в психологии и метафизике, как вы считаете?

- Я должен хоть немного подумать, - сказал капитан Джон Блэк.

- Возможно, сэр, что мы впервые видим прямое доказательство бытия Божия, сэр.

- Немало людей веруют и без такого доказательства, мистер Хинкстон.

- И я тоже, сэр. Но ясно, что то, что мы видим сейчас снаружи, - сказал Хинкстон, -  не может существовать без вмешательства Провидения, сэр. Я в ужасе, я безумно рад. И не знаю, плакать мне или смеяться.

- Да бросьте, пока мы только знаем, что столкнулись лицом к лицу с чем-то непонятным.

- Столкнулись, сэр? - спросил Люстиг. - Я вижу, что здесь не с чем сталкиваться. Спокойный зеленый городок, он похож на тот, где я родился, и мне очень хочется пойти туда и посмотреть.

- А когда вы родились, Люстиг?

- В 1930, сэр.

- Значит, сейчас вы на тридцать лет старше, так?

- Сейчас 1960-й, сэр.

- А вы, Хинкстон?

- В двадцатом, сэр. В Иллинойсе. И меня это тоже смущает, сэр.

- Мы оказались на небесах, - сказал капитан с иронией в голосе. - Хотя я должен признаться, что все это выглядит мирно, прелестно и мило, совсем как Гринблэф, город, где я родился в 1915 году.

Он посмотрел на химика.

- Воздух хороший, говорите?

- Да, сэр.

- Прекрасно. Я решил, что мы делаем дальше. Люстиг и Хинкстон вместе со мной выйдут наружу, чтобы осмотреть город. Все остальные останутся на борту. Если что-то случится, поднимайте корабль и убирайтесь отсюда к чертовой матери, вы слышите меня, Кранер?

- Да, сэр. Убираться к матери. А вас оставить?

- Потерять троих лучше, чем загубить весь экипаж. Если случится что-то нехорошее, возвращайтесь на Землю и предупредите там тех, кто полетит следом. Корабль поведет Лингли, я думаю, их укомплектуют и отправят где-то к Рождеству. Возможно, мы здесь  встретимся. Если Марс проявит враждебность, следующая экспедиция должна быть лучше вооружена.

- Так ведь у нас полно оружия, сэр. Целый арсенал.

- Распорядитесь, чтобы все держали пистолеты наготове, как только мы выйдем.

- Есть, сэр.

- Люстиг, Хинкстон, пойдемте.

Три человека вышли из корабля. Был прекрасный весенний день. С веток цветущей яблони слышалась песня малиновки. От веяния слабого ветерка с дерева, как снег, осыпались лепестки. В воздухе витал их аромат. В городке кто-то играл на пианино, музыка то  была хорошо слышна, то затихала, нежно убаюкивая. Это была песня Прекрасный сновидец. Где-то еще патефон, царапая иглой пластинку, с плывущим и шипящим звуком воспроизводил бессмертного Странника в ночи, пел Гарри Ландер.

Три человека остановились, выйдя из корабля. Люк за ними захлопнулся. Из каждого иллюминатора оставшиеся оглядывали окрестности. Большие пистолеты и там, и тут, были сняты с предохранителей. А патефон гнусаво запел: О в июньскую ночь ты приди, лишь засветит луна... Люстига охватила дрожь. Голос Хинкстона сделался так слаб и прерывист, что капитан должен был переспросить.

- Думаю, сэр, я понимаю, что происходит, сэр!

- И что же, Хинкстон?

Дул легкий ветерок. Прозрачное небо было спокойно, и где-то поблизости в овраге журчал по камням ручей, укрытый тенистой древесной листвой. Откуда-то донеслось ржание лошади, а потом перестук вагонных колес.

- Сэр, есть, просто должно быть простое объяснение! Полеты на Марс начались еще до мировой войны, сэр!

Капитан посмотрел на археолога.

- Вот как?

- Да, сэр! Вы должны согласиться, глядя вокруг! Как еще можно объяснить эти дома, эти лужайки, чугунного оленя, цветы, пианино, эту музыку?

- Хинкстон, Хинкстон, - капитан опустил голову, руки его дрожали, губы побелели.

- Послушайте меня, сэр, - Хикстон для убедительности взял его за локоть и с мольбой заглянул в лицо. - Поймите, наверняка были в каком-нибудь 1905 году люди, которые ненавидели войну и хотели покинуть Землю. Они собрались вместе, несколько ученых, и в глубокой тайне построили ракету, чтобы улететь сюда, на Марс.

- Нет, нет, Хикстон,

- Почему нет? В 1905 году мир был совсем другим, тогда легче было сохранить что-то в секрете.

- Но строительство такого сложного механизма, как ракета... Ох, нет, нет. - Капитан посмотрел себе под ноги, затем на руки, оглядел дома, а потом остановил взгляд на Хинкстоне.

- И они прилетели сюда и, естественно, построили дома, похожие на те, что остались на Земле, отсюда и эта архитектура!

- И они жили здесь с тех пор? - сказал капитан.

- Мирно и спокойно, сэр, да. Возможно, они слетали на Землю несколько раз, привезли еще людей, чтобы заселить этот городок, а затем перестали возвращаться, чтобы их не обнаружили. Потому-то городок такой старомодный. Я не вижу ничего вокруг, что было бы сделано после 1927 года, верно?

- Откровенно говоря, я тоже.

- Здесь наши люди, сэр. Это американский город. Определенно. Не европейский!

- Да-да, Хинкстон.

- Но очень даже может быть, сэр, космические путешествия начались еще раньше. А если они начались где-то на земле на столетия раньше, и это держали в тайне немногие люди, и они прилетели на Марс, а потом лишь изредка на протяжении столетий появлялись на Земле?

- Звучит правдоподобно.

- Да, сэр. Так оно и было. Доказательства перед нами, и все, что мы должны сейчас сделать, так это найти кого-то из здешних и подробно расспросить.

- Вы правы. Хватит стоять и разговаривать. Пистолет никто не забыл?

- Зачем нам пистолеты?

- На всякий случай. Пошли, позвоним в дверь и позовем того, кто в доме.

Толстый ковер травы заглушал их шаги. Пахло свежескошенным сеном. Несмотря ни на что, капитана Джона Блэка охватило чувство умиротворения. Пятьдесят лет назад он жил в таком же маленьком городке и помнил это наполнявшее весенний воздух жужжание насекомых, которое сейчас убаюкивало его, он поймал себя на том, что смотрит вокруг другими глазами, и в его душе разливался покой.

Они пересекли веранду, слушая, как гулко отдается эхо шагов по дощатому полу, и остановились перед затянутой сеткой дверью. За ней виднелся бисерный занавес, отделяющий холл от веранды, хрустальная люстра и рисунок Мэксфилда Парриша в рамке, висящий на стене над уютным моррисонским креслом. В доме, как и бывает в таких домах, уютно пахло стариной. Слышалось позвякивание льдинок в стакане с лимонадом. На кухне в глубине дома кто-то пек лимонный пирог. Капитан Джон Блэк тронул колокольчик. В холле раздались легкие, почти бесшумные шаги, и к ним вышла женщина лет сорока, с детским личиком, в платье, которое носили году этак в 1909.

-Я могу вам помочь? - спросила она.

- Прошу прощения, - неуверенно сказал капитан Блэк. - Мы как раз ищем кого-нибудь, кто бы мог нам помочь.

Он замолчал. Она удивленно посмотрела на него своими темными глазами.

- Если вы хотите что-то продать,- сказала она, - то у меня нет времени, я занята.

И она повернулась, чтобы уйти.

- Нет, подождите, - громко и умоляюще сказал он, - что это за город?

Она оглядела его с головы до ног, опасаясь увидеть сумасшедшего.

- Что значит, какой город? Вы находитесь в городе и не знаете, как он называется?

Капитану захотелось выйти и присесть где-нибудь в тени яблони.

- Простите, мы приезжие. Мы с Земли, и хотим знать, откуда здесь этот город, и как вы сами в нем оказались.

- Вы занимаетесь переписью? - спросила она.

- Нет, - сказал он.

- Тогда что вам надо? - спросила она уже требовательно.

- Ну...

- Ну? - спросила она.

- С какого времени здесь этот город?

- С 1868 года, - отрезала она. - Это игра такая?

- Нет, это не игра, - громко сказал капитан.

- Боже мой, - сказала она, - полюбуйтесь на нас.  Мы с Земли! - И переспросила: - откуда-откуда?

- С Земли, - повторил он.

- И где же это?

- Мы с Земли, - опять воскликнул он.

- Может, из-под земли?

- Нет, с планеты Земля, - он почти кричал.

- Идите на веранду, я покажу вам, - сказала она настойчиво. И добавила: - Я к вам не выйду, вы или психи, или вам напекло голову.

Люстиг и Хинкстон стояли позади капитана. Хинкстон вступил в разговор.

- Мэм, сказал он, мы прибыли на ракете из космоса, мы летели среди звезд. Мы с третьей планеты, если считать от Солнца, это Земля. Мы прилетели на планету, которая называется Марс. Теперь вы поняли, мэм?

- Сумасшедшие перегрелись на солнышке, - сказала она, берясь за ручку двери. - Уходите, пока я не позвала мужа. Он прилег отдохнуть наверху, но встанет и задаст вам как следует.

- Но мы все-таки на Марсе? Или где?
 
- Это, - начала объяснять женщина, словно перед ней стояли дети, - город Гринлэйк, штат Висконсин, на североамериканском материке, с одной стороны у нас Тихий, а с другой - Атлантический океан, и все это называется миром, а иногда Землей. Уходите. До свидания!

Она захлопнула дверь. Три человека остались перед нею, умоляюще протянув руки.  Потом они посмотрели друг на друга.

- Давайте еще раз постучим, - сказал Люстиг.

- Ни в коем случае, - сказал капитан.

- Почему?

- Она ничего плохого нам не сделала, правда? Мы здесь чужие. Это частное владение. Боже милостивый, Хинкстон! -  он вышел и присел на ступеньку веранды.

- Что, сэр?

Капитана вдруг неприятно поразило, что все выглядит так, будто они пришли самовольно, как-то не по-людски, навязчиво и что-то испортили. И самое лучшее, что они могут сделать, это вернуться как можно скорее на Землю.

- Ой-ё-ёй, сэр, ой-ё-ёй!

Хинкстон сел и тупо огляделся. Люстиг остался стоять на солнцепеке.

- И что же нам теперь делать?

- Не знаю. Давайте думать.

А Хинкстон сказал:

- Но мы контролировали каждую милю пути, мы видели Марс, и наши приборы зафиксировали, сколько миль мы прошли, мы пролетели мимо Луны, вышли в межпланетное пространство. И сейчас мы здесь, на Марсе. Я уверен, что мы на Марсе, сэр.

Люстиг сказал:

- Но давайте предположим, что в результате каких-то сдвигов, явлений, исказивших пространство или время, мы сели на той же планете, но в другую эпоху. Мы прилетели на Землю, только вернулись на тридцать или пятьдесят лет назад. Может быть, мы затерялись в каком-то другом измерении?

- Да идите вы, Люстиг...

- Люди на корабле видят нас, Хинкстон?

- Мы у них на линии огня, сэр.

Люстиг вернулся к двери и позвонил в колокольчик. Когда дверь открылась, он спросил:

- Какой сейчас год?

- 1926, разумеется, крикнула женщина рассерженно и снова захлопнула дверь.

- Вы слышали? - Люстиг подбежал к ним с очумелым видом. - Она сказала 1926! Мы залетели в прошлое. Это Земля!

Люстиг сел, и все трое застыли в ужасе и растерянности, судорожно сжав кулаки. Веял теплый ветерок, осыпая лепестками их головы и плечи. Капитан встал и отряхнул брюки.

- Вот так фокус! Только без паники, а то все полетит к черту. Я не готов к такому повороту событий.

- Есть в этом городе кто-то, кто нам поверит? - обреченно сказал Хинкстон. Это  опасно - шутить со временем. Нам, видно, надо все бросить и улететь домой как можно скорее.

- Нет, попробуем зайти в другой дом.

Они миновали три дома и направились к небольшому белому коттеджу в тени дуба.

- Логика, логика, и еще раз логика, - сказал капитан. Он кивнул в сторону города.

- Вы слышите, Хинкстон? Предположим, по-вашему, космические путешествия в прошлом уже были. И когда прилетевшие с Земли прожили здесь несколько лет, они стали тосковать по дому. Сначала особо сентиментальные, а потом и остальные. И что же должен сделать врач, столкнувшись с такой проблемой? Хинкстон задумался.

- Ну, я полагаю, он будет рекомендовать день за днем перестраивать окружающее, чтобы Марс все больше и больше походил на Землю. Если каким-то образом можно изменить каждое растение, тропинку, озеро, даже океан, я бы начал это делать. Затем я бы подверг население массовому гипнозу, что теоретически возможно, убедил бы каждого жителя этого городка, что он живет не на Марсе, а на Земле.

- Это возможно, Хинкстон. Я думаю, теперь мы на верном пути. Та женщина в доме только думает, что живет на Земле. Она защищает свой рассудок. И она, и ее соседи стали пациентами в грандиозном заведении для переселенцев, и гипноз держит их в неведении на протяжении всей жизни.

- Так и есть, сэр! - воскликнул Люстиг.

- Итак, - вздохнул капитан, сейчас мы найдем еще кого-нибудь. Я уже чувствую себя получше. Все эти звуки мы уже можем объяснить. От разговоров о путешествии во времени, о том, чтобы сбежать домой или остаться, у меня даже живот заболел. Но кажется, что-то проясняется, - он улыбнулся едва ли не впервые за последний месяц. - Прекрасно, судя по всему, нас ждет теплый прием.

- Да, но можно высказать предположение, сэр? - сказал Люстиг. - Эти люди - беглецы, тайно покинувшие Землю. И скорее всего они нам не очень обрадуются, сэр. Может быть, они захотят отправить нас назад или даже убить.

- Как раз на этот случай у нас с собой пистолеты. Как бы там ни было, попробуем еще раз. Пошли вон в тот дом.

Но едва они пересекли лужайку, Люстиг остановился и посмотрел через улицу этого тихого спокойно дремлющего в утренней неге городка.

- Сэр, - сказал он. - Господи, сэр, что я вижу, что это там, впереди, о-о-о  - сказал Люстиг и заплакал. У него задрожали руки, лицо стало удивленным и радостным, сохраняя следы недоверия. Потом он закричал, как безумный, еще раз посмотрел на что-то на другой стороне улицы и побежал, неловко перебирая отяжелевшими ногами, потом упал, поднялся и снова побежал.

- Господи, радость какая, спасибо тебе, Господи, спасибо!

-Лови его! - и капитан кинулся вслед за ним.

Люстиг теперь бежал очень быстро и что-то кричал. Он повернул во двор, не добежав до тенистого переулка, и одним прыжком взлетел на веранду большого зеленого дома с жестяным флюгером-петухом на крыше. Он начал колотить в дверь, снова что-то кричать, смеясь и плача, а Хинкстон и капитан уже вбежали во двор и остановились. Дверь отворилась. Люстиг схватился за нее и заплакав в голос от счастья, воскликнул: -

- Бабушка, дедушка!

Два пожилых человека стояли в дверях, и их лица светились радостью.

- Альберт, - их голоса прерывались, они бросились к нему в объятия, хлопали его по спине, разглядывали со всех сторон, - Альберт, как долго тебя не было, как ты вырос, мальчик, совсем взрослый, как ты, внучек?

- Бабушка,  дедушка, - рыдал Альберт Люстиг. - Как я рад вас видеть, вы хорошо выглядите, хорошо, да, отлично!

Он топтался возле двух маленьких старичков, трогал их, тормошил, поворачивал, целовал, обнимал, плакал, снова целовал. На небе сияло солнце, дул ветерок, трава зеленела, а сетчатая дверь была распахнута настежь.

- Входи, мальчик, входи же, выпей лимонада, освежись, пей вдоволь!

- Бабушка, дедушка, как же я рад вас видеть! Со мной друзья, вот они!

Люстиг повернулся и замахал капитану и Хинкстону, которые во время сцены на веранде стояли в тени дерева, держась за руки.

- Капитан, Хинкстон, идите сюда, я познакомлю вас с бабушкой и дедушкой!

- Привет, - сказали старик и старушка, - друзья нашего Альберта - наши друзья! Не стойте же там с раскрытыми ртами, входите!

В гостиной старого дома было прохладно  и громко тикали большие старинные бронзовые часы, стоящие в углу. По широкому дивану были разбросаны мягкие подушки, все стены заставлены книжными шкафами и ковры были затканы узором из роз, всюду красовались вышитые салфетки. У всех в руках появились стаканы с лимонадом, и он сладостно  леденил их пересохшие глотки.

- Ваше здоровье, - и бабушкин стакан звякнул об ее фарфоровые зубы.

- И давно вы здесь? - спросил Люстиг.

- Да уж давненько, - ехидно сказала она. - С тех пор, как умерли.

- И когда это произошло? - спросил капитан Джон Блэк, поставив свой стакан.

- Ох, да, - Люстиг посмотрел на своего капитана. - Они умерли тридцать лет назад.

- И ты так спокойно об этом говоришь?- вскричал капитан.

- Ерунда, сказала старушка, сверкнув глазками на Джона Блэка. - Кто мы такие, чтобы задавать вопросы? Мы здесь, а что это значит и что такое жизнь? Кто знает, для чего она, почему и где? Все, что мы знаем, это то, что мы здесь, живы и не задаем вопросов. Просто вторая попытка. Она проковыляла к капитану Джону Блэку и протянула ему свое сухонькое запястье.

- Потрогай.

Он потрогал.

- Я живая, верно? - спросила она.

Он кивнул.

- Ты слышишь мой голос, не так ли?

Да, он слышал.

-Прекрасно, - сказала она с торжеством. - И о чем тут спрашивать?

- Да, сказал капитан, это просто то, о чем мы никогда не думаем, но постоянно сталкиваемся. Вот и сейчас, на Марсе. Мы опять с этим столкнулись. И это показывает, что и на других планетах пути Господни неисповедимы.

- Мы угодили на небеса? - спросил Хинкстон.

- Да нет, это чепуха, нет. Это такой же мир, и нам дали второй шанс. И никто не объяснил, почему. Но нам ничего не сказали и тогда, когда мы очутились на Земле. Я думаю, что здесь вторая Земля. Однажды мы пришли откуда-то. И как можно знать, было ли что до этого?

- Хороший вопрос, - сказал капитан.

Он поднялся и бесцеремонно хлопнул себя по ляжке.

- Нам уже пора. Хорошо у вас здесь. Спасибо за лимонад.

Он замолчал. Потом повернулся и, пораженный, посмотрел через дверь наружу. Вдалеке, под ярким солнцем, слышались голоса, плач, шум и громкие приветствия.

- Что это? - спросил Хинкстон.

- Сейчас узнаем! - и капитан Джон Блэк мгновенно оказавшись за дверью, припустил через зеленую лужайку на улицу марсианского города. Наконец он увидел корабль и остановился. Входной люк был распахнут, и его парни выбегали наружу, размахивая руками. Они мешалось с толпой аборигенов, все бегали, кричали, смеялись и пожимали друг другу руки. Кто-то даже принялся танцевать. Люди сновали в толпе, как снуют пчелы внутри роя. Корабль стоял распахнутый настежь, опустевший и одинокий.

Духовой оркестр из молодых музыкантов расположился на самом солнцепеке, грянули трубы и остальная медь. Били барабаны, верещали флейты. Вокруг прыгали девчушки с золотистыми волосами. Мальчишки кричали ура, а какой-то толстяк ходил в толпе и попыхивал сигарой. Мэр города произнес короткую речь. Потом каждый астронавт, обнял  одной рукой мать, другою - отца или сестру и все они пошли вдоль улицы, сворачивая к маленьким коттеджам или большим домам, и за ними захлопывались двери.

Ветерок взлетел в чистое весеннее небо, и все затихло. Духовой оркестр двинулся прочь, завернул за угол и затих. Ракета осталась ослепительно сиять солнечными бликами в полном одиночестве.

- Разбежались! - закричал капитан. - Бросили корабль! Шкуру спущу! Нарушили приказ!

- Не возмущайтесь так, сэр, - сказал Люстиг, они встретили родственников и друзей.

- Это их не оправдывает!

- Только подумайте, что они почувствовали, капитан, увидев у корабля знакомые лица!

- Они должны были повиноваться приказу! Должны! - и капитан остался стоять с открытым ртом.

По тротуару в свете марсианского солнца к ним направлялся высокий, улыбающийся, смуглолицый, с сияющими ярко-синими глазами, парень лет двадцати пяти.

- Джон! - крикнул он и побежал к ним.

- Что? - сказал капитан Джон Блэк нерешительно.

- Джон, старый бродяга, это ты!

Человек подбежал, схватил капитана за руку и похлопал его по спине.

- Это ты, сказал капитан Джон Блэк.

- Ну конечно, кто же еще!

- Эдвард! - Капитан обернулся к Люстигу и Хинкстону, держа незнакомца за руку. - Это мой брат Эдвард. Знакомься, Эд, - мои люди. Люстиг, Хинксон  -  мой брат.

Они пожали друг другу руки, и братья обнялись.

- Эд!

-  Джон, старый пройдоха, это ты!

- Ты отлично выглядишь, Эд, но Эд, как же это? Прошло столько времени, а ты совсем не изменился. Я же помню, ты умер, когда тебе было двадцать шесть, а мне девятнадцать. Господи, столько времени прошло! И это ты, Боже мой! Что происходит, что происходит!

Эдвард Блэк братски ткнул его в грудь.

- Мама ждет, - сказал он.

- Мама?

- И папа тоже.

- И папа? - капитан едва не опустился на землю, будто его сильно ударили. Он неловко пошел дальше, едва справляясь со своими ногами. Заикаясь, шепотом, он время от времени повторял:

-Мама жива? Папа? Где они?

- В нашем старом доме, на Дубовой Аллее.

- Старый дом, - капитана охватил восторг. - Вы слышите, Люстиг, Хинкстон?

- Понимаю, тебе не верится.

- Но они живы. Как же это?

- Но вот же я существую.

Сильная рука, крепкие пальцы, белозубая улыбка. Легкие вьющиеся волосы. А Хинкстона уже не было рядом. Он увидел свой дом дальше на той же улице и побежал к нему. Люстиг усмехнулся.

- Теперь вы понимаете, сэр, что случилось с каждым на корабле. Все потеряли головы.

- Да, да, - сказал капитан, закрывая глаза. - Да. Но Эд, отпусти мою руку. Когда я открою глаза, ты исчезнешь.

Он открыл глаза.

- Ты не исчез. Боже мой, Эдвард, ты отлично выглядишь!

- Пошли же, нас ждут к завтраку. Я предупредил маму...

А Люстиг сказал:

- Сэр, я с вами, если не возражаете.

- Что? Прекрасно, Люстиг, но потом.

Эдвард взял капитана под руку.

- Ты на ногах не стоишь.

- Да, коленки дрожат, просто смешно. И в животе что-то. Господи Боже ты мой.

- Вот наш дом. Помнишь его?

- Помню ли я? Черт! Держу пари, что и сейчас обгоню тебя здесь во дворе.

Они побежали. У капитана Джона Блэка ветер свистел в ушах. Земля гудела под ногами. Он видел впереди золотистый силуэт Эдварда Блэка и задыхался от восторга, что все это происходит наяву. Дом стремительно приближался, дверь открылась, занавес откинулся.

- Я победил, крикнул Эдвард, взбегая по ступенькам.

- Так я уже старичок, - возразил капитан, а ты молодой, как и раньше. Теперь ты всегда будешь меня обгонять.

В дверях показалась мама, сияющая, розовая, чуть пополневшая. А позади нее стоял папа, полуседой, с трубкой в руке.

- Мама, папа!

Он перемахнул через ступеньки, как мальчишка.

А дальше началось долгое и прекрасное время. Они закончили поздний завтрак и сидели теперь в гостиной, и он рассказывал им о ракете, о том, что он капитан, они кивали и улыбались ему, и мама была все та же, а папа обрезал кончик сигары так же, как всегда, и раскурил ее так, как это делал только он. Ближе к вечеру мама принесла ледяной чай. А вечером был обед с большущей индейкой. Время летело незаметно. Когда последние косточки были обглоданы и покоились хрупкими горками на тарелках, капитан откинулся в кресле, наслаждаясь блаженным отдыхом. Отец налил ему рюмочку сухого шерри. Была половина восьмого вечера. Ночь уже поселилась в кронах деревьев и окрашивала небо, лампы неярко озаряли розовым светом родные стены. Со стороны других домов слышалась музыка, звуки фортепьяно, смех. Мама поставила пластинку на виктролу, и капитан Джон Блэк пошел танцевать. Мама пахла духами, которые он помнил еще с того страшного летнего вечера, когда она и отец погибли при крушении поезда. Мама в его руках была настоящая, живая и теплая, и они легко скользили в такт музыке.

- Я проснусь завтра утром, сказал капитан, - в моей ракете, в космосе, и ничего этого не будет.

- Нет, нет, не говори так, - воскликнула мама умоляюще и нежно, - мы здесь, не спрашивай ни о чем. Это чудо Господне. Побудем счастливыми.

Музыка с шипением оборвалась.

- Ты очень устал, сынок, - сказал отец. Он выколачивал трубку. - Идите с Эдом наверх. Твоя прежняя спальня ждет тебя.

- Прежняя?

- Медная кровать с шишечками, и все такое, - засмеялся Эд.

- Но я должен собрать моих людей.

- Зачем? - мягко возразила мать.

- Зачем? Ну, я не знаю. Причины нет, я согласен. Да, действительно, ни одной. Какая разница? - и он встряхнулся. - Что-то у меня с головой сегодня...

- Доброй ночи, сыночек, - она поцеловала его в щеку.

- Спокойной ночи, мамочка.

- Спи крепко, сын, - отец пожал ему руку.

- Ты тоже, папа.

- Хорошо, что ты вернулся домой.

- Да, папа, хорошо.

И он покинул мир маминых духов и сигарного дыма отца, мир книг и приглушенного света и стал подыматься по лестнице, он все говорил и говорил с Эдвардом. Эдвард толкнул дверь, и капитан увидел кровать желтой меди, красно-желто-зеленую эмблему своей школы на стене и свою будто заплесневелую от ветхости куртку с енотовым воротником, постоянную спутницу его давних дальних осенних прогулок, и она вызвала у него странную, почти болезненную нежность.

- Это уже перебор, - тихо сказал он. - Как в грозу без зонтика или будто кожу содрали, а я в анестезии. Я устал.

- Выспишься на свежих прохладных простынках, путешественник. - Эдвард откинул лоскутное одеяло и взбил подушки. Затем он распахнул окно и впустил поток ночного воздуха, напоенного ароматом жасмина. Светила луна, вдалеке звучала танцевальная музыка, слышен был шепот листвы.

- Итак, это Марс, - сказал капитан, снимая одежду.

- Итак - Марс...

Эдвард тоже раздевался, лениво и спокойно. Он через голову стянул рубашку, и капитан увидел его покрытую золотистым загаром спину и крепкую шею. Свет был погашен, оба лежали в постели совсем близко друг от друга, как много десятилетий назад. Капитан свернулся клубочком, его убаюкивал шелест шелковых штор, которые развевал ночной ветер за окном темной комнаты. На лужайке среди деревьев кто-то завел патефон, и теперь он сладко пел: я тебя полюбил навсегда, и любовь моя неизменна... Он вспомнил  об Анне.

- Анна тоже здесь?

Его брат лежал, вытянувшись в свете луны, и ответил не сразу.

- Да. Но ее сейчас нет в городе. Она вернется завтра утром.

Капитан широко раскрыл глаза.

- Я очень хочу ее видеть.

В комнате было тихо и спокойно, слышно было их дыхание.

- Спокойной ночи, Эд.

Пауза.

- Спокойной ночи, Джон.

Он мирно лежал, отдавшись потоку своих мыслей. Сначала ему показалось, что напряжение этого дня ослабело, волнение улеглось. Сейчас он мог рассуждать логически. До этого были лишь эмоции. Играющий оркестр, вид знакомых лиц, болезненное сердцебиение. Но сейчас... Как? Он думал. Как все это сделано? И зачем? С какой целью? Божья милость? Бог действительно нас любит, заботится о нас? Как, почему, для чего? Он размышлял о разных теориях, которые придумывали Люстиг и Хинкстон утром. Он лениво пропустил все эти новые теории, как камушки, через свое сознание, словно сквозь слой темной воды, и после этого все перевернулось и осветилось тусклым белым светом. Марс. Земля. Мама. Папа. Эдвард. Марс. Марсиане.
Кто обитал на Марсе в прошлом? Марсиане? Или здесь всегда было то же, что и сейчас? Они спокойно сделали копию моего мира, словно знали его изнутри. Он засмеялся про себя. У него внезапно возникла смешная теория. Почти детская. Конечно же, об этом просто не надо думать. Совершенно невероятная. Идиотская. Теория заговора. Забудем об этом. Просто курам на смех. Но, продолжал он думать, только предположим. Только предположим, что на Марсе живут марсиане, и они увидели прилетевший корабль и нас, его экипаж, и возненавидели нас. И предположим далее, у них возник адский замысел уничтожить нас, как вторгшихся к ним паразитов, как нечто совершенно нежелательное, и они захотели сделать это наиболее умным способом, в момент, когда мы будем совсем беззащитными. И что же могут сделать марсиане, чтобы избавиться от пришельцев с Земли, привезших с собой атомную бомбу? Ответ интересный. Телепатия, гипноз, воображение, память. Предположим, что все эти дома - плод моего воображения, и эта кровать тоже - всего лишь фантасмагория, порожденная телепатией и гипнозом марсиан. Дома в действительности такие, какие строят на Марсе, но  манипулируя моими желаниями, моей тоской по прошлому, эти марсиане создали копию городка моей юности, моего старого дома, чтобы убаюкать меня, вернув в это прошлое? Вот он, лучший способ одурачить человека с помощью его собственных эмоций. Тогда остается предположить, что те двое, которые спят в соседней комнате, не являются моими родителями. На самом деле это двое марсиан, и они держат меня под своим усыпляющим гипнозом все это время. А духовой оркестр днем? Блестящий ход. Сначала дурень Люстиг, потом дурень Хинкстон увидели толпу, собравшуюся вокруг ракеты и разволновались. А мои парни на корабле узнали своих матерей, тетушек и дядюшек, всех, кого они любили, и кто умер давным-давно. Естественно, они забыли о приказе и выбежали к ним. Ничего нет более естественного. Ничего невероятного. Что может быть проще? Человек не будет задавать вопросы, если вдруг увидит воскресшую мать, он будет только неимоверно счастлив. И заиграет веселый духовой оркестр, и каждого уведут в его родной дом, и сейчас они лежат в кроватях далеко друг от друга, безоружные, а ракета стоит в лунном свете пустая. И с каким ужасом они поймут, что сделались жертвами дьявольского плана марсиан  -  разделить экипаж, усыпить бдительность и убить. Возможно, этой ночью в какой-то момент мой брат, лежащий рядом со мной, изменит форму, исказится, расплывется и станет одноглазым желтозубым  марсианином зеленого цвета. И ему легко будет повернуться и вонзить мне в сердце нож. И еще в шестнадцати домах, стоящих вдоль этой улицы, соответствующее число братьев или отцов внезапно изменится, и они возьмут  заранее приготовленные ножи и сделают свое дело, ударив ничего не подозревающих спокойно спящих людей с Земли. У него затряслись руки. Тело заледенело под легким одеялом. Он ясно понял, что все правильно, все так и есть, и его охватил страх. Он приподнялся в кровати и прислушался. Все было спокойно. Музыки стихла. Ветер прекратился. Лежащий рядом "брат" спал. Очень осторожно капитан откинул одеяло. Потом встал и бесшумно двинулся к двери. И тогда раздался голос брата:

- Ты куда?

-Что?

Брат говорил ледяным голосом:

- Я спрашиваю, куда ты собрался?

- Я пить хочу.

- Ты не хочешь пить.

- Да нет же, очень хочу.

- Ты не хочешь пить.

Капитан бросился к двери. Вскрикнул. Потом еще раз. Землянин Джон Блэк не добежал до двери.

Наутро духовой оркестр играл жалобную музыку. Из каждого дома, стоящего вдоль улицы, выходили маленькие печальные стайки людей, они несли большие длинные ящики. На улице ярко сияло солнце, и струясь в его лучах и горько плача, шли бабушки и дедушки, мамы и папы, сестры и братья по направлению к церкви, во дворе которой виднелись свежевырытые ямы и лежали готовые к установке новенькие надгробные камни. Их было семнадцать - ям и камней. На трех камнях было выбито: КАПИТАН ДЖОН БЛЭК,  ШТУРМАН АЛЬБЕРТ ЛЮСТИГ,  АРХЕОЛОГ СЭМЮЭЛЬ ХИНКСТОН.

Мэр произнес короткую печальную речь, его лицо какое-то время было лицом мэра, а потом начало оплывать и зыбко струиться. Мама и папа Блэк тоже стояли в толпе вместе с братом Эдвардом, они плакали, их лица размягчались и плавились, как и другие лица вокруг. Бабушка и дедушка Люстиги тоже присутствовали, их залитые слезами лица таяли подобно воску, как и положено этому матерьялу в волнах тепла и солнечного света.

Гробы опустили в могилы. Кто-то неразборчиво пробормотал о неожиданной и безвременной кончине в одну трагическую ночь, в самом расцвете лет, незабвенных усопших, и видение окончательно рассеялось.