Зеркало. Законы сновиденья.
За окном пылает рыжий куст.
Рассыпается мгновенно неведенье,
Тож - неведение. Льдинок хруст.
Заморочки и туман осенний, Дюрер,
Словно здешний, репродукция на пне,
Влага леса, детское прозренье,
Мама ждет, отчаявшись. А папа -
На войне...
Пышен снег, воробышек спустился,
Сел на шапку, что с завязками. Ручной,
Он голландцами приручен, сбился
С времени, с пути, с звезды дневной.
Из ладони в небо вознесенье.
...Радостен лишь узнаванья миг. ...
Как блокадников печальное везенье,
Сквозь ладонь огонь, как роза,
Вдруг проник. На морозе трескаются губы
Рыжей девочки, мало уже пальто, шапочка
Военрука, граната шутит грубо, но пока
Не знает то никто. Ну, а он ревнует.
Ну и что?
Жизнь и смерть, соперничество, непо-
нимание и юная любовь, как же все нелепо,
Лепо, слепо, как согрело, как морозит вновь.
Горечь беломорины. Любовь. Та же, но к поэту.
Мама. Платье изо льна и после дождика,
И, видимо, в четверг. Беспощадный луг упрямо
Все обманывает, но она, глаза давно вне драмы,
Ждет-пождет, заиндевели очи. И поет, кричит
Безумный кочет рьяно. Круг
Замыкается. Идет на речку и белье полощет.
С нею внук. Он наголо подстрижен, милый внук.
Жарко пахнет разнотравьем луг. Заливной
И комариный луг. Той волною одиночной снова
Ей ответил луг.
Моросит передвечерне, и сарай пылает,
Ватники поверх ночных рубах. Мокро. Сапоги
На босу ногу. Женщины те знают,
Что простоволосых тоже любит Бог...
Ветер в сумерках вздымает занавески,
И бутыль стеклянная, стамеска
Плотничья с души снимает позолоту, лекарь
Сельский появился в ту субботу
Вместо безнадежного поэта. И - при этом -
Снова сходство - печаль, благородство. И любимый
Актер режиссера, Ах, зачем - не ее! премьера
Фильма, каких не бывает. Соц-реальность
В углу изнывает. Солоницын и Терехова. Изыск
Комплимента и клетка сердца. Вообще - неловкость момента.
И привычно паденье и с плетня на траву и в бездну.
В жерло бездны, в обыденность дня по сигналу,
По знаку - волна по траве при безветрии полном,
Морозец в хребте, и волна холодка по загривку,
Спине... Куст, развилка вдали, в хрустале.
Милый лекарь, что понял извне все о ней.
Обо мне.
Ну, а в том хрустале уже шар. ДОСААФ, ледяная шуга.
Без конца и без края - пурга. Перекоп. И тяжелый солдатский
Труд, труд войны. Ей заснуть не дадут все античные торсы.
Всех рядовых в грязной жиже, сведенные в ад войны,где видны
Зеркала, что в веках производят стекла напряженную
Хрустко жуть ожидания, памяти. Не забыть тех лафетов,
По ступицу в грязь ушедших, всех воинов, войн - связь
Намертво, наглухо, в мать сырую землю. Пуста коновязь.
И опять зеркала, зеркала, пролила молоко,
Пролила... Серьги светятся, изумруд, куры-жертвы
Крылами бьют. Влага, лето, вечер, сиротство...
Жалость, робость, слеза первородства
С высоты. Тот полет на наполненном газом шаре
Полосатом, в вареве туч, над пространством, где тонет
Глазом не окидываемый амфитеатр, новогодний цветаевский
Рай для Рильке и для нее. Несомненный, на раз.
А для нас - ад?