Константин Симоняк
Константин Симоняк есть персонаж утопии Тартария. Согласно татарской мифологии, во время Бигпуфа, Симоняк пишет экстремистскую поэму с призывом убивать советских ветеранов, "совков", от которых, согласно его мнению, проистекают все беды на Земле.
Как и многие другие литературнее памятники Тартарии, поэма оказывается переиначкой более деревнего текста, восходящего ажно к 20му веку.
Константин Симоняк, Убей его
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчел
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме чекист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал...
Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб чекист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель...
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что несчастным зеком был
И пропал в туруханских снегах,
Или послан обманом в Донецк,
За отчизны твоей судьбу;
И убит был там, как подлец,
И вернулся домой в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Чекист взял и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал...
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так ее любил,—
Чтобы совки ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось гебешным псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви...
Если ты не хочешь отдать
Кагебисту с его ружьём
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем,—
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока ты гебню не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Коль чекиста убил твой брат,
И едроса убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Коль чекиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.
Так убей же совка, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А чекиста родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз чекиста убей!
Historic context
Протагонист Ruvim Pechor подозревает что текст, приписываемый Константину Симоняку, есть передничка гораздо более древнего текста относящегося, вероятно, к событиям не 21го, а 20го века.
Романтизм переиначики, вошедшей в хрестоматию учебника истории Тартарии, поражает Рувима своей наивностью и органичной, звериной и искренней жестокостью. Поэтому Рувим делится этим текстом во время очередного сеанса откровений с корреспонденткой газеты The Clever Times, пытаясь объяснить, что западные общечеловеческие ценности и нормы морали не могут автоматически переноситься на население Тартарии.
Корреспондент не верит Рувиму, но им удаётся найти оригинал, с которого сделана переиначика. Таким образом, показано, что тартарская жестокость, уже давно ставшая притчей во языцех, не есть продукт 22го века, но прослеживается вглубь веков; по крайней мере до 20го века включительно.
References
https://propagandahistory.ru/648/Ubey-nemtsa-v-sovetskoy-propagande/
26.07.2012.
"Убей немца" в советской пропаганде.