File:ShoigyLavrovFragment.jpg

Однажды, когда некий доброхот прочитал Кюхельбекеру стишок Пушкина, в котором была строчка “и кюхельбекерно и тошно”, Вильгельм разозлился и вызвал Пушкина на дуэль. Друзья пытались их примирить, но тщетно – Кюхельбекер закусил удила и твердо намеревался укокошить Француза, как звали Пушкина в лицее.
...
Тем временем на ближайшей полянке начались приготовления к дуэли. Пижон Дельвиг, приехавший в новомодной, только что привезенной из Лондона шляпе, отмерял шаги и проверял пистолеты. Остальные окружили Кюхельбекера и пытались уговорить его принять извинения Пушкина, на что Кюхля истерично отказывался и гадко бранился.
Наконец приготовления кончились, пистолеты были заряжены, шаги отмерены. Противники разошлись по краям поляны, секунданты встали поодаль. Дельвиг, который не совсем еще привык к своей новой шляпе, все время поправлял ее, ловя восхищенные взгляды окружающих.
Пушкину выпало стрелять первым, и он бесшабашно пальнул в воздух. Друзья ожидали того же и от Кюхельбекера, но Кюхля начал целиться в Пушкина. Глаза его близоруко щурились, нервный пот стекал со лба, рука дрожала, пистолет плясал в руке. И все это вместе производило устрашающее впечатление. Дельвиг даже сделал невольный шаг назад.
Пушкин заметив движение, крикнул: “Дельвиг, чего ты там стоишь в стороне? Там ведь опасно. Стреляет Кухля, так что самое безопасное место на этой поляне – это там, где стою я”.
Услышав это, Кюхельбекер еще больше разозлился, весь напрягся как потревоженный ежик и попытался собрать волю в кулак. Но поскольку в кулаке уже был зажат тяжелый дуэльный пистолет, рука не выдержала такого напряжения и дернулась. Суматошный выстрел разорвал тишину и сорвал шляпу с головы Дельвига. В самом центре ее теперь зияло отверстие. Дельвиг от неожиданности осел в мокрую от росы траву.
Кюхля выронил пистолет и, рыдая, бросился на шею Пушкину. Прибежавший доктор Тальберг давал нюхательную соль Дельвигу. Слава богу, обошлось без смертоубийства.
...
Уже через час шумная компания пила кофе с коньяком и обсуждала свои интрижки с молоденькими курсистками. И только Дельвиг, посматривал на свою простреленную шляпу, зло косился на Кюхельбекера и думал: “Вот же урод криворукий”.